Анника заговорила первой:

— Я ничего не слышала о ходе поиска убийцы. Ты не знаешь, как продвигается следствие? Знают ли они, как девушка попала на банкет?

— Ну, ее не было в списке гостей, это установили точно. Полицейские не думают, что она долго пробыла в Голубом или Золотом зале. Должно быть, она проникла в здание после половины одиннадцатого, но они не знают как.

Анника допила кофе.

— Знают ли они, как она вышла?

— Она спустилась на грузовом лифте и вышла через служебный вход. Лифт не должен работать без карточки и кода, но в таких особых случаях, как нобелевский банкет, некоторые лифты открывают. Иначе не удастся обеспечить проведение торжества. Я пишу об этом в завтрашнем номере.

— Стрелочника еще не нашли?

— Еще нет. Пока все возможные козлы отпущения используют круговую поруку и кивают друг на друга.

Анника встала, принесла кофейник и разлила кофе по чашкам.

— Я слышала, что лодка, на которой они бежали, была похищена в Накке в августе, — сказала она. — Ты не знаешь каких-нибудь подробностей?

Берит задумчиво помотала головой.

— Я не могу понять одну вещь, — сказала она. — Лодку нашли в Грендале и думают, что убийца ехала на юг на машине.

— И что? — спросила Анника.

— Из Грендаля нет моста, соединяющего с южной дорогой. Надо доехать до поперечной дороги у Нюбода и только оттуда выехать на автостраду, если едешь на юг, а это очень неудобный маршрут. Он по меньшей мере на пять минут дольше.

Анника допила вторую чашку кофе.

— Если альтернатива — дорога на север, то имеет смысл все же воспользоваться мостом у Нюбода, — сказала она.

Берит отодвинула в сторону недоеденный бутерброд.

— Но если она ехала на машине на юг, то почему было не оставить лодку в Стура-Эссингене? Так путь был бы короче и она скорее попала бы на автостраду. Я этого не понимаю. Ладно, что ты сегодня делала?

— Я была в Каролинском институте, — ответила Анника. — Ничего путного я оттуда не вынесла. Но ты напомнила мне об одной вещи. Ты когда-нибудь слышала о Бернарде Торелле?

Может быть, стоит упомянуть и о Боссе, но Анника предпочла промолчать.

Берит попробовала доесть бутерброд и откусила еще кусок. Несколько секунд она сосредоточенно жевала.

— Господи, сколько дней он у них пролежал? — недовольно поморщилась Берит, с трудом проглотив кусок. — Ты говоришь, Торелл? Родственник Саймона Торелла?

Анника пожала плечами и отложила свой бутерброд.

— Саймон Торелл, — задумчиво повторила Берит, ломая остатки хлеба. — Тебе незнакомо это имя? Это был капиталист, впервые занявшийся венчурными проектами. В семидесятые годы он был первым, кто получил от этого гигантскую прибыль. Они с женой погибли в автокатастрофе в Альпах, если мне не изменяет память. Это была трагическая история.

— Этот Торелл — глава американской фармацевтической компании, — сказала Анника.

Берит вытерла пальцы салфеткой и допила кофе.

— Ты что-нибудь пишешь на завтра? спросила она, вставая.

— Спикен не заинтересовался Каролинским институтом, — ответила Анника, идя вслед за Берит.

— Ты заметила, сколько в газете оставлено пустого места? — спросила Берит. — Рождественские распродажи побьют рекорд, если сумеют угнаться за рекламой в «Квельспрессен».

— Еще один вопрос, — обратилась к ней Анника. — Ты знаешь, кто такая Немезида?

Берит бросила чашку, остатки бутерброда и салфетку в мусорную корзину.

— Немезида, — сказала она, — это имя греческой богини мести, расплаты. Почему ты спрашиваешь?

— Просто так, — ответила Анника.

Берта Кински приезжает в Париж в мае 1876 года, чтобы стать секретарем Альфреда Нобеля. В момент их встречи ей тридцать два года. Она австрийская графина, красива, не замужем, чрезвычайно умна — и очень бедна.

Она приезжает утренним поездом. Альфред встречает ее, и в его карете они едут завтракать в Гранд-отель. Берта, которой предстояло в будущем стать известной писательницей, так описывает то утро: Лучи солнца играют на струях сверкающих фонтанов Он-Пуэн и заставляют ярко блестеть фонарики и упряжь бесчисленных экипажей.

Они говорят о мире и населяющих его людях, о текущих событиях и вечных проблемах. Альфред умудряется даже рассказать о своих опытах, и Берта его хорошо понимает. Они говорят об искусстве и жизни, и они говорят о мире между народами.

Альфред озабочен судьбой своего изобретения. Он не склонен к насилию, он не жестокий человек, нет, совсем напротив! Он убежден, что искусство войны находится в зачаточном состоянии, что гонка вооружений неизбежна. Своими прозрениями он на много десятилетий опередил свое время. Когда разрушительная сила оружия достигнет своей вершины, люди будут вынуждены жить в мире друг с другом.

Целую неделю они проводят вместе. Неделю в парижском Гранд-отеле. Альфред нашел то, чего был лишен всю жизнь, то, чего ему никогда не суждено будет найти. Он понимает это сразу и навсегда, понимает, что Берта уникальна, что это она! Он откровенно спрашивает ее: свободно ли ее сердце?

Она отвечает честно: есть один молодой аристократ, за которого ей невозможно выйти замуж. Для него она слишком бедна и слишком стара, но ее сердце принадлежит ему.

Альфред уезжает из парижского Гранд-отеля. Возвратившись, он не застает там Берту. Она продала последнее бриллиантовое колье и расплатилась за номер.

Со своим молодым человеком она бежала в Россию. Она вышла замуж за Артура фон Зуттнера 12 июня 1876 года, и они девять лет проводят в изгнании, живя в горах Кавказа, в местности под названием Мингрелия. Берта становится писательницей, она борется за мир, но она ничего не забывает. Берта общается с Альфредом Нобелем до конца его жизни, но только в письмах. Несколько раз они случайно встречаются после того лета 1876 года, того ужасного лета 1876 года.

Альфред, Альфред, как он страдает в своей парижской квартире! Как он тоскует в большом доме на авеню Малакофф, с болью сознавая невыразимую пустоту своей жизни. Летом 1876 года он тяжко ошибается. Он протягивает вперед руку и в цветочном магазине в Бадене близ Вены наталкивается на женщину. Ее имя — Софи Гесс, она молода (ей всего двадцать лет), она сирота, одинока (так же, как и он), красива и — пусть даже только внешне — напоминает ему Берту.

Может быть, она способна стать такой, как Берта. Может быть, Альфреду удастся сделать из нее светскую даму. Может быть, она станет графиней, способной обсуждать великие явления жизни.

Как старается Альфред! Как он доводит себя до изнеможения! Он обучает, рассказывает, вооружает знаниями. Наверное, он даже любит ее — он дарит Софи виллу в Ишле и большую квартиру в Париже (недалеко от собственного дома).

Но Софи не так уж и молода. Ей не двадцать, ей почти тридцать. Она не сирота, жив ее отец Генрих.

Она всего лишь одна, одна в своей огромной квартире в Париже на авеню Эйло — одна и отчаянно скучает.

С Альфредом так скучно. Он ничего не делает — только выдвигает все новые и новые требования. Он ездит по своим заводам и пишет длиннющие письма о своих проектах и опытах, о юридических проблемах, динамитных заводах, а Софи зевает, пишет ему своим детским почерком письма, пересказывает сплетни и просит денег.

Дражайший Альфред, когда же ты наконец поймешь, что обманулся?

Когда ты узнаешь, что отец Генрих жив? Что Софи вернется в Вену, называя себя фрау Нобель? Что признается, что ждет ребенка от другого мужчины?

Ее кокетливые просьбы эхом отдаются сквозь десятилетия: